Хворостьянова (Рязанова) Александра Алексеевна родилась 11 марта 1957 года в хуторе Польском. Она работает в библиотеке Ставропольского государственного музея-заповедника и поделилась воспоминаниями.

«В первом классе я училась в начальной школе хутора Польского. Детей было немного, поэтому учителя проводили занятия сразу с двумя классами: первым и третьим, вторым и четвертым. На перемене все школьники раскрывали свои заветные мешочки с завтраками. Мы ели то, что брали с собой – бутерброды и вареные яйца.

В Польском по тем временам, кроме школы, имелись медпункт, магазин, почта, клуб. В 80-е годы был построен детский сад.

Жили мы с бабушкой – Шеманской (в девичестве Сумишевской) Антониной (1885 – 1980), у которой было 8 детей, а младшая – моя мама Шеманская (Рязанова) Мария Андреевна (1924 – 2005). Все дети очень хотели учиться, ходили на занятия пешком в Ставрополь. Мама окончила курсы кройки и шитья и пчеловодов, а ее сестра Неля гордилась тем, что она – нищая девочка – еще до войны бесплатно получила специальность счетовода.

Мама рассказывала, что во время оккупации фашисты выгнали семью из дома и заняли его сами. Все мужчины семьи были на фронте, осталась только бабушка с дочерьми. Хозяева не уходили далеко от усадьбы, ютились на чердаке и в летней кухне. Однажды немецкий офицер приказал Неле почистить его сапоги, на что она ответила: «Не для того меня советская власть учила, чтобы я немцам сапоги чистила!» Фашист закрыл ее в сарае, чтобы утром отправить со Ставропольского железнодорожного вокзала с группой молодежи в Германию. Ночью сестры проделали лаз в стене сарая, построенного в свое время без фундамента, и освободили Нелю. Дома ей нельзя было оставаться, и она спряталась в камышах реки Егорлык. Ребята по очереди носили ей еду и теплые вещи. Неля смогла вернуться домой только после отступления фашистов. Жизнь без крыши над головой губительно отразилась на ее здоровье, вскоре после окончания войны она умерла. Похоронена в Ставрополе на Даниловском кладбище.

Наш дом также был построен без фундамента и состоял из двух комнат, кладовки и сеней. Он сохранился до настоящего времени и расположен на улице Садовая № 30. С одной стороны от него было поместье Подгурских, а с другой – Колосовских. Соседи жили очень дружно, одной семьей. Вся усадьба с внешней стороны была огорожена колючей акацией – гледичией, а с улицы и внутренние надворные постройки (баз) – высокими кустами сирени.

За домом был огромный фруктовый сад, в котором плодоносили яблони, груши и несколько сортов абрикосов, вишни, три сорта тутовника. Этот сад был щедрым кормильцем большой семьи: ели свежие плоды, варили варенье и сушили впрок. Имелся и большой огород. Излишки фруктов и овощей, молочные продукты и букеты сирени продавали на рынке в Ставрополе, куда добирались пешком или на попутке в любую погоду. Среди раскидистых деревьев росла трава, полевые цветы, колючие кусты шиповника и роз, сезонные грибы. Среди этого богатого разнотравья моя мама поставила ульи и стала заниматься пчеловодством.

Мой папа – Рязанов Алексей Кириллович, родом из Бешпагира, работал киномехаником в хуторе Извещательном, расположенном в четырех километрах от нашего дома. Однажды зимним вечером, когда он возвращался после работы, его насмерть сбила машина. Мама рано осталась вдовой, а я в возрасте девяти месяцев сиротой.

Как–то в Польский приехал из Волгограда пчеловод Александр Карпов. Они с мамой познакомились, делились друг с другом секретами любимого дела и поженились. Молодая семья, бабушка Антонина и я покинули хутор Польский и переехали жить в Волгоград. Через восемь лет, после смерти отчима, мы вернулись в Ставрополь. Бабушка настаивала на переезде в родной хутор, но мама наотрез отказалась. Она не могла забыть тяжелый труд по уходу за хозяйством и частые походы на Ставропольский рынок. Мама жалела о своей молодости, когда молодежь шла в клуб на танцы, а она в это время сквозь слезы «кульгу колола» (вынимала косточки из абрикосов) и без отдыха работала по хозяйству. И еще одно сожаление не оставляло маму: у нее был красивый оперный голос, который после прослушивания высоко оценила специальная комиссия, искавшая в глубинке одаренную молодежь для последующего обучения в столице. Мама получила приглашение на учебу, только бабушка ее, младшую дочь, из дома не отпустила!

Сейчас нет уже ни сада, ни живой изгороди из сирени, но строения сохранились, и новые хозяева содержат все в порядке.

А у нас сохранилась семейная традиция ежегодно ездить в хутор Польский на новое кладбище, где похоронена бабушка. Почему новое? Старое, которое находилось за Польским в сторону Извещательного, в 80-е годы XX века смыло наводнением».